Происхождение ордеров от деревянной стоечно-балочной конструкции не вызывало сомнений еще у Витрувия. Действительно, как будет далее подробно показано, сходство с нею элементов ордера — как дорического, так и ионического — весьма значительно. Именно поэтому в связи с греческими архитектурными ордерами, с одной стороны, повторявшими несложные формы дерево-сырцовых построек, а с другой — раскрывавшими в пластически совершенной форме особенности типично каменной стоечно-балочной конструкции, возникло немало проблем. В самом деле, как объяснить эту изначальную двойственность ордерных форм, происхождение и сущность их эстетических качеств? Почему греческие зодчие эпохи расцвета и последующих периодов смогли с их помощью решать самые различные архитектурные задачи? Почему те же ордера применялись и через 500 лет в древнеримском зодчестве, а через две тысячи лет, в эпоху Возрождения, а затем барокко и классицизма, снова оказались важнейшими средствами архитектурной выразительности? Эти и многие другие вопросы, возникающие в связи с древнегреческими архитектурными ордерами, имеют первостепенное значение не только для истории и общей теории архитектуры, но и для правильного воспитания архитектурного мышления современного зодчего. Вот почему некоторые из указанных проблем не могут быть обойдены и в данной книге.

Широко принятое традиционное объяснение происхождения и эстетического значения ордеров, восходящее к Витрувию, но подробно развитое в XIX веке и поныне бытующее в подавляющем большинстве трудов по истории древнегреческой архитектуры, сводится (если отвлечься от несущественных различий) к следующим двум, не связанным между собой положениям:

1) неоспоримое сходство ордеров с деревянным каркасом обычно объясняется постепенным, по сути дела, чисто механическим переносом традиционных форм дерево-сырцовых храмов в новый строительный материал — камень;

2) рассматривая формирование ордеров как механический (по традиции) перенос форм из одного материала в другой, т. е. отрывая этот процесс от какой-либо осознанной художественно-образной задачи, исследователи вынуждены объяснять их эстетические качества абстрактной красотой форм и их соотношений, будто бы достигших к середине V в. до н. э. совершенства в так называемых канонических (образцовых) ордерах.

Оба эти положения не выдерживают проверки фактами, а также вызывают ряд серьезных методологических возражений.

Общее несоответствие теории механического переноса форм художественному реализму и ясной логике греков, недостаточность археологических свидетельств, а также то важнейшее обстоятельство, что не для всех элементов ордера можно найти прототипы в дереве (о них см. ниже), толкали исследователей на поиски лучшего объяснения происхождения ордеров и привели в XIX в. к выдвижению другой теории. Гюбш, а затем Виолле ле Дюк пытались объяснить формы ордера требованиями каменной конструкции. Однако в каменной конструкции некоторые детали ордера не имели смысла (например, мутулы с гуттами), другие же с самого начала ей не соответствовали (триглифы и действительные балки перекрытия портиков располагались в разных уровнях), и эта теория, как и некоторые другие, посвященные главным образом происхождению отдельных ордерных форм вне их связи с целым, была оставлена. К тому же теория зарождения и формирования ордеров непосредственно в каменной конструкции, блистательно, но в конечном счете безуспешно проповедовавшаяся Виолле ле Дюком, сама по себе также не раскрывала основы эстетических качеств ордерной архитектуры: ведь точное соответствие конструкции и формы само по себе не гарантирует ни красоты последней, ни тем более ее образно-художественной содержательности. И Виолле ле Дюку, как и его противникам, в конечном счете приходилось объяснять эстетические качества ордера постепенным приближением его пропорций к неким совершенным математическим формулам, будто бы найденным к середине V в. до н. э. в Афинах и применявшимся в постройках периода расцвета.

Это второе положение традиционного освещения ордеров также вызывает серьезные возражения. Во-первых, в действительности науке неизвестны в древнегреческой архитектуре хотя бы две постройки с одинаковыми по пропорциям ордерами. Во-вторых, вовсе не отрицая возможности привлечения математики для общей гармонизации в архитектуре, необходимо вместе с тем признать, что многочисленные существующие попытки найти «совершенные» математические пропорции никак не связывают их с содержательной, образно-художественной стороной греческого зодчества, сводя ее к эстетическим качествам, якобы имманентным, т. е. внутренне присущим определенным числам или математически сформулированным отношениям. Так ордер превращался в один из важнейших аргументов идеалистической эстетики, выдвигаемых ею в защиту абстрактных, , внеисторических свойств красоты (не только в архитектуре, но и в других искусствах), связанных с восходящей к Пифагору мистикой совершенных чисел и отвлеченных математических теорий.

В действительности ордера сложились в течение первых десяти—пятнадцати лет VI в. до н. э., т. е. в пределах деятельности одного поколения строителей, работавших в период становления типов монументальных общественных зданий и поисков архитектурно-выразительных средств, соответствующих новым идейно-художественным задачам и более долговечным строительным материалам. Художественное значение ордеров и его реалистическая основа раскрываются не как механическое (по традиции) воспроизведение в каменных храмах форм их деревосырцовых предшественников, но как глубоко осмысленная художественная переработка и образное отражение тщательно отобранных приемов и конструкций всего народного строительства, не только предшествовавшего формированию ордера, но и современного этому процессу.

Анализ археологических фактов показывает, что к моменту сложения ордеров стоечно-балочная конструкция играла видную роль среди элементов построек из дерева, сырцового кирпича или глины, выработанных в древнегреческом строительстве в течение многих веков. В жилище, например, как свидетельствует гомеровский эпос, она несомненно применялась в эпоху разложения родового строя и не только в мегаронах (т. е. в парадных помещениях царского дворца), но и как важнейший элемент усадьбы или двора в обычном жилище. Практика эта развивалась и дальше, что подтверждается недавними раскопками*, а также вазописью (начиная с VI в. до н. э.), где жилой интерьер передается введением элементов стоечно-балочной конструкции.

* Дома VII и VI вв. до н. э. в Эмлорие на о. Хиосе [см. JHS, LXXV (1955). Supplement, р. 21.]

Подтверждается широкое применение стоечно-балочной системы и во всех типах греческих общественных построек, начиная с самых ранних этапов их формирования. Прежде всего это относится к храмам, даже самые скромные разновидности которых — храмы в антах, как правило, выделяются портиками; в периптере же, впервые появившемся с середины VIII в. до н. э., перекрытие и кровля со всех сторон выносятся за пределы стен целлы и опираются на деревянные стойки (мегарон В в Фермосе, обнесенный стойками в VIII в. до я. э.; храм в Гонносе в Фессалии — VII в. до н. э.). Такие сооружения, как стой, в тени которых проходила большая часть деловой и культурной жизни греческого народа, состоят, по сути дела, из одного только портика. Несмотря на неоднократные перестройки, археологам удалось обнаружить остатки их древнейших примеров, относящихся к самому раннему периоду развития греческого полиса, периоду формирования наиболее ответственных городских ансамблей — агоры и святилища. К ним относятся стой на агоре в Лато на Крите, в святилище Геры на о. Самосе, портик наксосцев на Делосе, существовавшие еще в VII в. до н. э., а также древнейшие не сохранившиеся стой в Пелопоннесе. К VI в. до н. э. относятся портик Артемисиана на Делосе, вторая стоя в святилище Геры на Самосе, стой в Калидоне, в святилищах Афины в Спарте, Аполлона в Дидимах; в Герайоне в Аргосе к VI в. до н. э. относятся две каменные стой, свидетельствующие о применении в них уже сложившегося дорического ордера.

В булевтериях, пританеях и других постройках для общественных собраний стоечно-балочная конструкция применялась внутри помещений и в портиках, которые объединяли отдельные помещения, выходившие во внутренний двор или на фасад. Об этом свидетельствуют относящиеся к VII в. до н. э. остатки дома симпозиев в Аргосском Герайоне, сооружения с внутренним двором на Афинской агоре (обнаруженного под фолосом V в. до н. э.), булевтерии VII—VI вв. до н. э. в Олимпии, VI в. — в Афинах; пританеи на о. Фасосе и в Олимпии; Телестерион в Элевсине, имевший в своей ранней форме, относящейся к первой половине VI в. до н. э., лишь внутренние колонны; перистили на о. Корфу и в Мантинее.

Имели колоннаду и торжественные входы в святилища — пропилоны. Древнейшие известные примеры их относятся еще к VII в. до н. э., они были перестроены в VI в. — это пропилоны святилища Геры на о. Самосе, Афины-Афайи на о. Эпине, Аполлона Карнейского на о. Фере. В VI в. до н. э. были возведены пропилоны святилища в Элевсине и акрополя в Афинах. Несложная архитектура фонтанов и других водоразборных сооружений, связанных с жизненно важным делом — снабжением города водой и потому явившихся предметом неустанных забот общины, также сплошь и рядом включала колоннаду. К древнейшим фонтанам, имевшим портики, относятся водоразборные сооружения в Мегаре (середина VII в. до н. э.) и в Коринфе. Знаменитый афинский «девятиструйный» источник (эннеакрунос), перестроенный Писистратом, судя по его изображению на вазах, также был затенен портиком (рис. 6).

6. Легкие постройки общественного назначения (водоразборные портики или кренэ) по изображениям на аттических чернофигурных вазах, VI в. до н. э.

Эти и многие другие примеры говорят о распространении стоечно-балочной системы не только в жилищах, но также в храмах и во всем общественном строительстве греков уже с самого начала архаического периода, т. е. с VII в. до н. э. Формирование ордеров связано с переходом к строительству из камня зданий для государственных и общественных учреждений полиса.

Поскольку дорический и ионический ордера сформировались в разных областях греческого мира, строительство в которых имело локальные различия, происхождение каждого из них должно быть рассмотрено в отдельности.

Дорический ордер возник в греческой метрополии, где в то время имелся достаточно крупный лес, велось строительство из дерева и сырца и применялась раздельная конструкция двускатной кровли из соломы или тростника, обмазанного глиной, и горизонтального чердачного перекрытия. Подобная конструкция, очевидно, отражена в древнейших моделях храмов, найденных в святилищах Аргоса и Перахоры, которые, как указывалось выше, свидетельствуют также о наличии деревянных опор, образовывавших портик, и фронтона, очерченного выступами скатной кровли и горизонтального перекрытия. К очень раннему периоду относится появление стоек внутри помещения для увеличения его ширины (храм Артемиды Орфии в Спарте IX или VIII вв. до н. э.) и снаружи постройки с целью защитить сырцовые стены от непогоды сильным выносом кровли.

Так появился тип периптерального храма. Одновременно с ним, по-видимому, появились и стой.

Появление черепичной кровли, получившей широкое распространение в середине VII в. до н. э., имело далеко идущие последствия: во-первых, скат кровли можно было уменьшить; во-вторых, прямоугольный план построек стал обязательным. (Первоначальное вальмовое очертание крыши со стороны описфодома в храме Аполлона в Фермосе — пережиток соломенных крыш и округленных очертаний построек предшествующего периода).

Развитие керамического производства и введение керамики (черепицы) в строительство было немедленно использовано для повышения долговечности конструкции путем защиты дерева терракотой от атмосферных воздействий, а также для украшения и как важнейшая попытка найти действенные средства для монументализации общественных построек.

Увеличились размеры построек и пролеты между балками, перекрывавшими целлу. Шире стали появившиеся вокруг целлы портики, увеличились также сечения балок, нагруженных теперь тяжелыми терракотовыми украшениями и черепичной кровлей. Именно к этому времени следует, по-видимому, отнести появление терракотовых метоп и триглифов. Метопы, заполнявшие промежутки между балками, словно созданы для живописного декора и, возможно, появились сразу в виде расписных терракотовых плит. Триглифы, по-видимому, изображают деревянные доски, закрывавшие торцы балок (на дерево указывает «плотничий» характер украшавших их вертикальных срезов), но были ли такие деревянные триглифы в действительности или появились сразу в своей терракотовой форме, неизвестно. Изображения деревянных построек с триглифами относятся к более позднему времени (некоторые рисунки на вазах середины VI в. до н. э.) и, возможно, отражают обратное влияние терракотовых облицовок и сложившегося в начале VI в. ордера на деревянное строительство.

Остатки терракотовых метоп и симы были обнаружены при раскопках в храме Аполлона в Фермосе (около 640 г. до н.э.), в Калидоне в Этолии (около 610—600 гг., рис. 7) и в Гонносе в Фессалии; в другой постройке в Фермосе были найдены триглифы с метопами, выполненные в одной плите (датировка, хотя бы и примерная, затруднительна); чрезвычайно редко, но все же встречаются терракотовые триглифы, в частности в ранних постройках Элиса и Олимпии.

7. Развитие терракотовых элементов храмового декора по образцам из Калидона: а — антефиксы и торцы черепиц конца VII в. до н.э.; б — сима наклонного карниза на торцовом фасаде, первые годы VI в. до н. э.; в — сима бокового фасада того же времени; г — антефиксы на коньке кровли, начало VI в. до н. э.; д — антефиксы и сима на боковом фасаде, начало VI в. до н. э.; е — сима наклонного карниза на торцовом фасаде, начало V в. до н. э.; ж — антефиксы и сима на боковом фасаде, начало V в. до н. э.

Обзор археологических фактов показывает, что важнейшие элементы дорического ордера — триглифы и метопы — имели свои прототипы в дереве (рис. 8). Триглифы изображают орнаментированные торцы деревянных балок перекрытия, а метопы — плиты, закрывавшие пространство между триглифами.

8. Прототипы дорического ордера в дерево-сырцовых постройках

Примечательно, что это решение в равной мере может отвечать как верхней части обычной стоечно-балочной конструкции, т.е. портика или навеса, так и верхней части стены помещения (будь то целла храма, сокровищница или помещение жилого дома), на которую свободно уложены потолочные балки. Такие детали, как капли и полочки (регулы), помещаемые под триглифами, ниже тении каменного архитрава, имеют прямое сходство с приколоченной гвоздями планкой, которой могли удерживать на прогоне торец поперечной деревянной балки, образующей триглиф; нередко встречающиеся даже в классическую эпоху вставленные в камень бронзовые гутты — явный отголосок некогда применявшихся бронзовых гвоздей. Аналогичен и прообраз капель, расположенных на нижней, слегка наклоненной наружу поверхности мутул под карнизом, без всякого сомнения восходящих к торцам стропил в скатной крыше деревянной постройки.

Постройки из дерева с керамическими облицовками, по-видимому, оказались недолговечными: сырцовые стены и деревянные опоры не выдерживали приходившейся на них нагрузки (древнейшая черепица, впервые появившаяся в Коринфе, была втрое тяжелее современной), и все сооружения такого рода либо разрушались и были заменены новыми, либо подверглись перестройке и постепенному усилению несущих конструкций. Так утяжеление верхних частей дерево-сырцовых построек стимулировало переход от деревянных опор к каменным и вскоре — появление ордера.

Если в скульптуре переход к широкому применению камня произошел примерно в середине VII в. до н. э., то в архитектуре, где приходилось не только отесывать, но и соединять воедино значительное количество блоков разной формы *, появление каменных частей и элементов храма, в частности основания стен целлы со стилобатом и колонн (например, в храме Геры и Олимпии и «в IV храме Аполлона в Дельфах, относящихся примерно к 600 г. до н.э.), произошло на рубеже VII и VI вв.( до н. э., т. е. на два поколения позднее, чем в скульптуре. Древнейшие известные каменные колон¬ны, принадлежащие I храму Афины Пронайи в Дельфах, отличаются исключительно стройными пропорциями, что является пережитком дерево-сырцового строительства и указывает на еще ограниченное знакомство со статическими свойствами камня.

* Раннее применение плоских каменных плит под стойками или булыжных оснований для сырцовых стен не составляло трудности и не может здесь приниматься во внимание, а искусная «полигональная кладка» появилась только в VI в. до н. э.

Происхождение дорической колонны под влиянием местных, родившихся в дереве, прототипов долгое время ставилось под сомнение из-за того, что каменные колонны крито-микенской эпохи, которые несомненно видели греческие строители, имели утолщение кверху. Поэтому .некоторые авторы искали прототипы эллинских каменных колонн в далеких (и по времени, и по месту) образцах архитектуры древнего Египта. Однако различие эллинских и крито-микенских колонн объясняется различием задач: микенские колонны ставились в замкнутых с боков портиках и главной заботой строителей первоначально могло быть стремление уменьшить пролет тяжелой, несущей земляную крышу балки; греческие же зодчие окружали помещение столбами или строили открытый портик (стою), причем в обоих случаях обеспечение устойчивости получило первостепенное значение и могло потребовать не только постановки деревянных стоек комлем вниз, но и утолщения угловых стоек.

Следующий и решающий шаг к монументализации строительства — появление каменных стен и антаблемента с триглифно-метопным фризом * по существу означающее рождение дорического ордера,— совершается не постепенно, но, как уже указывалось, за какие-нибудь 10—15 лет. Древнейшим, полностью каменным (если не считать перекрытия) сооружением в самой Греции явился древний фолос в Дельфах, датируемый еще 580 г. до н. э., и примерно к этому же времени относится храм Артемиды в Гаритзе на о. Керкире (современный Корфу, 590—585 гг. до н. э.), где найдены не только остатки фундаментов, фрагменты колонн с капителями и триглифы, но и одна из первых известных нам фронтонных скульптурных групп. Подобные группы исчезнувших каменных храмов начала VI в. до н. э. найдены и на Афинском акрополе.

* См. Cook, R. М. «А Note on the Origin of the Triglyph, BSA», XLVI (1951), где дан отличный обзор фактов и теорий, связанных с триглифным фризом.

С переходом к камню соответствие архитектурных форм их конструктивным прототипам пропадает. Членения целлы храма, расположение стен, которые в дерево-сырцовых храмах были четко связаны с наружными и внутренними (или пристенными) опорами, сбиваются и более не соответствуют колоннам. Перекрытие птерона, которое, кстати сказать, продолжает выполняться в деревянных конструкциях, не соответствует фризу. В храме С в Селинунте поперечные деревянные балки перекрытия птерона были врезаны, например, в каменный блок архитрава ниже блока (выполненного в более тонкозернистом материале), в котором высечен облом, венчающий архитрав, причем балки располагались только над колоннами, тогда как триглифы ставились также и посередине интерколумния. В эпоху расцвета, т. е. намного позднее эпохи формирования ордеров, появляются каменные и мраморные потолки (в аттических памятниках и выполненном афинским мастером Иктином храме Аполлона в Бассах); все они, за единственным исключением восточного портика Пропилей Афинского акрополя, расположены поверх фриза.

Вместе с этими изменениями происходит не только отбор, но и существенная переработка некоторых форм: так, квадратная абака сменяет имевшуюся ранее, вероятно, удлиненную подбалку. Появляются также новые детали, которые нельзя объяснить простым «переносом» форм из дерева. Таковы, например, мутулы на наклонных карнизах торцовой стороны дорического храма или других построек: ведь наклонные стропила, а следовательно, и их концы под свесом кровли (карнизом) могли появиться при наличии двускатной кровли и фронтона только на продольных сторонах сооружения.

Приведенные факты свидетельствуют о том, что ордер и его элементы явились результатом не механического переноса, но сознательного отбора тектонически осмысленных форм, долгое время существовавших в широко распространенных деревянных конструкциях, хорошо знакомых и понятных всем и потому послуживших в качестве прототипа. Строители понимали и не боялись подчеркнуть условность созданных таким образом, закономерно скомпонованных частей и деталей каменного здания. Отдельные несоответствия частей, по- видимому, не представлялись им существенными. На первых порах они даже не обращали внимания на то, куда попадали триглифы и приходились ли они над колоннами. Так, в древнейшем фолосе в Дельфах триглифов было 20 штук при 13 колоннах. Упорядоченность расположения частей фриза первоначально не интересовала зодчих даже в прямоугольных сооружениях: об этом свидетельствует случайное распределение триглифов в храме Аполлона в Сиракузах. Применение керамики для облицовки карнизов в каменных сооружениях (достаточно осмысленное при строительстве из дерева), широко распространенное вплоть до последней трети VI в. до н. э. в дорических храмах Великой Греции, также не представлялось нелогичным древнегреческим зодчим.

Последний прием, не встречавшийся в строительстве материковой Греции (за исключением построенной сицилийским городом Гелой сокровищницы в Олимпии), был воспринят исследователями как еще один промежуточный этап в процессе становления дорического ордера и дал основание считать его длительным, растянутым почти на сто лет. Однако последние археологические изыскания показали, что храмы Великой Греции необходимо отнести к более позднему времени, когда ордер уже полностью сложился и потому локальные особенности строительства в Сицилии и Посейдонии не следует рассматривать как данные, позволяющие заполнить лакуны в длительном, как это полагали раньше, процессе становления ордера.

Так, в самом конце VII и в начале VI в. до н. э. совершился в эллинском зодчестве переход к новому строительному материалу— камню мягких пород. Зодчие шли ощупью, и их представления о механической прочности и архитектурных возможностях камня формировались постепенно. Сложившиеся в дерево-сырцовом строительстве пропорции иногда без изменения переносились в каменные. Поэтому первые каменные колонны были очень тонкими (например, в храме Афины Пронайи в Дельфах). Эллинская архитектура прошла и через противоположную крайность, характерную весьма грузными формами колонн и антаблемента, и относительно узкими интерколумниями (храмы в Сиракузах и Селинунте).

Дальнейшее развитие ордера свелось к выработке типических форм, соответствующих камню и позволяющих выявить особенности этого нового строительного материала. Меняются соотношения несущих и несомых частей ордера, пропорции и формы ствола колонны, которая не только облегчается, суживаясь кверху, но и приобретает упругие очертания, подчеркивающие функции несения; капитель, первоначально имевшая свисающий, как бы расплющенный эхин и сильно врезанную скоцию на месте шейки, из-за чего создавалось впечатление, что ствол колонны может проткнуть ее вместе с абакой, постепенно получает меньший вынос и более упругие очертания; ведутся поиски пропорций метоп и триглифов, их упорядоченного распределения, отвечающего расположению колонн при постановке крайнего триглифа на самом углу фриза; выравниваются мутулы, первоначально имевшие различную ширину над метопами и триглифами; для сложного сочетания наклонного и горизонтального карниза; на углу фронтона находят убедительное тектоническое решение.

Аналогичная картина раскрывается и при анализе происхождения ионического ордера и его художественного значения.

Бели дорический ордер сложился как изображение в камне дерево-сырцового народного зодчества и местных традиционных конструкций материковой Греции, то формирование ионического ордера связано с народным зодчеством Малоазийского побережья Эгейского моря и его островов; сказались в нем и конструктивные традиции, сложившиеся в постройках соседствующих с этими территориями народов. Формы ионического ордера также связаны с деревянной стоечно-балочной конструкцией, характер которой, однако, был несколько иной, так как определялся другим наличным строительным материалом, а именно — более мелким лесом. В условиях менее сурового климата, чем в горных районах материковой Греции, не было необходимости и в устройстве скатной кровли: широкое распространение здесь имела плоская земляная кровля по горизонтальному настилу из мелкого леса, уложенного непосредственно на главные балки, — конструкция, сохранившаяся до наших дней в народном зодчестве многих районов Передней и Средней Азии (рис. 9).

9. Прототипы ионического ордера в дерево-сырцовых постройках

Подобный горизонтальный настил, служивший основой для земляной кровли, торцы которого были выпущены за пределы стен или главной балки, перекрывавшей портик дерево-сырцовой или деревянной постройки, явился прототипом верхних частей ионического антаблемента — его карниза с зубчиками. В поисках средств монументализации строительства борт этой кровли стал укрепляться терракотовой Симой, получавшей значительную высоту (из-за большой толщины земляного слоя на кровле) и богатую орнаментальную обработку (например, сима храма А в Принии на Крите, относящаяся к середине VII в. до н. э.). Главная несущая балка местной деревянной конструкции, очевидно, состояла из нескольких нетолстых брусьев, уложенных один поверх другого; отсюда, надо думать, произошли характерные для каменного ионического архитрава фасции.

И если формирование дорического ордера укладывается в короткий период творчества одного поколения строителей, то создание ионического ордера должно быть отнесено к деятельности определенных мастеров, имена которых упоминаются в античных источниках в связи с первыми храмами ионического ордера в его малоазийском варианте — огромными мраморными диптерами на о. Самосе и в Эфесе (560— 550 гг. до н. э.). Возможно даже, что создание ионического ордера связано с творчеством одного из этих мастеров — Феодора из Самоса, замечательного строителя и изобретателя токарного станка, на котором обтачивались базы колонн. Он принимал участие в сооружении обоих диптеров, бывал и даже строил в греческой метрополии, и нет сомнения, что изобретение ионического ордера было подсказано и облегчено знакомством с уже сложившимся дорическим ордером.

Ионический ордер с антаблементом без фриза, но с зубчиками, господствовавший на своей родине (Малой Азии) почти до конца IV в. до н. э., можно рассматривать в качестве основного варианта этого ордера. Именно к нему относятся большие диптеры на о. Самосе и в Эфесе. Более сложный вариант ионического ордера с трехчастным антаблементом,- включавшим архитрав, непрерывный скульптурный фриз и карниз, сложился позднее основного, уже на почве греческой метрополии, и отразил взаимодействие с господствовавшей здесь дорикой. Примерами второго варианта являются ионические сокровищницы в Дельфах (сифносская, книдская и др., около 525 г. до н. э.); их ордер явно отображал раздельно существовавшие потолок по крупным балкам, подразумевавшийся за полосой рельефного фриза, и скатную крышу, скрытую за фронтоном. Фриз и зубчики под карнизом, являющиеся своего рода архитектурно-декоративным варваризмом, появились уже в IV в. до н.э.

В то время как в дорическом ордере наибольшую трудность для объяснения представляло происхождение триглифно-метопного фриза, в ионическом ордере наиболее сложным оказалось установить связь и генетическую последовательность разрабатывавшихся в различных местностях вариантов и элементов капители. В развитии ее было два конструктивных прототипа, сложившихся в одно и то же время (середина VII в. до н. э.) и ставших типическими для деревянной стоечно-балочной конструкции на двух различных территориях. Тип опирания балки на стойку с развилкой был распространен в северо-западной части Малой Азии, в Эолии; тип завершения опоры подбалкой, укрепляющей прогон перекрытия, применялся в портиках сиро-хеттских дворцов. Декоративной обработкой высеченной в камне эолийской капители стали расходящиеся вверх и в стороны волюты, которые вообще являлись довольно распространенным декоративным мотивом в странах Переднего Востока и на Кипре. Главный фасад эолийской капители был ориентирован поперек прогона и обращен в сторону входа в помещение (капители из Неандрии с односторонней обработкой), тогда как деревянная подбалка была ориентирована главной фасадной стороной вдоль прогона. Капитель, ставшая характерной чертой каменного ионического ордера, явилась, по-видимому, результатом сознательного творчества, объединившего черты различных одновременно существовавших прототипов, результатом применения системы декора, принятой в одном типе завершения опоры, к конструкции, свойственной другому типу (это подтверждается каменными капителями с нацарапанными на них волютами, обнаруженными на о. Делосе и в Афинах).

Последний, характерный для ионического ордера элемент — его база, в основном своем варианте (так называемый малоазийский самосский тип) состоящая из высокого цилиндрического блока со слегка вогнутой поверхностью и крупного полувала, украшенных горизонтальными желобками,— также, по-видимому, обязан своим происхождением взаимодействию с архитектурными традициями соседних территорий (например, Киликии). В V в. до н.э. появился еще один, развитый в Аттике и потому названный аттическим, тип базы, состоящий из плинта и двух полувалов, разделенных более или менее глубокой и высокой скоцией, который затем в известной мере оказал и обратное воздействие на типы малоазийских баз, применявшихся в IV—II вв. до н.э.

Таким образом, археологические данные подтверждают, что ордера появились в древнегреческих общественных сооружениях в момент перехода от дерево-сырцового строительства к строительству из камня. Кратковременность процесса их создания, связанного с деятельностью одного поколения строителей (дорический ордер) или даже определенных мастеров (ионический ордер), уже сама по себе указывает на его творческий, а не пассивно эволюционный характер.

Очевидное сходство ордеров с дерево-сырцовыми постройками и вместе с тем отсутствие полного соответствия логике их форм как деревянным, так и каменным конструкциям (основная трудность не только для теории постепенного переноса элементов из дерева в камень, но и для всех других гипотез) раскрывается как поэтически обобщенное свободное изображение или подражание, «мимесис», которое позднее Аристотель в своей «Поэтике» объявит сущностью искусства.

Возводя первые каменные постройки для полиса, зодчие свободно перерабатывали элементы современной народной архитектуры, отбросив или дополнив ее детали, придав им в камне более выразительную форму. При этом расхождения и противоречия с прототипами отнюдь не были смазаны, но заострены: такие элементы, как триглифы и мутулы в дорике, фасции на архитраве, волюты и зубчики в ионике, вовсе не претендовали на действительное конструктивное значение или даже на натуралистическое изображение, полностью соответствующее логике конструкции, но получали подчеркнуто условный характер. Не удивительно, что не всем элементам ордеров можно найти прототипы. Археологические лакуны и несоответствия, смущавшие историков архитектуры, не только получают объяснения, но становятся доказательством творческого характера создания ордеров (рис. 10).

10. Схема происхождения ордеров и их позднейших вариантов (по В. Маркузону). Дорический ордер: 1 — дерево-сырцовые постройки материковой Греции; 2 — то же, с раздельными потолком и двускатной кровлей (ср. модель из Аргоса); 3 — дерево-сырцовые храмы (ср. храм Геры в Олимпии); 4 — дорический ордер, художественно отобразивший в монументальных каменных постройках конструкций народного дерево-сырцового строительства материковой Греции (первые примеры ордерных построек начала VI в. почти не отличаются составом элементов и своим изобразительным содержанием от построек периода расцвета в V в. до н.э.). Ионический ордер: 5 — дерево- сырцовые постройки Малой Азии с плоскими глинобитными кровлями по сплошному накату (опоры с развилкой, несущей центральную балку); 6 — то же (опоры с подбалками); 7 — эолийские постройки, каменные капители которых отображают одновременно и развилку и подбалку и располагаются перпендикулярно балке; 8 — ионический ордер, художественно отобразивший в своих первых же вполне зрелых образцах (монументальные храмы 560—550 гг. до н. э.) основные приемы малоазийского дерево-сырцового строительства. Взаимовлияние ордеров: 9 — ионический ордер с фризом и двускатной кровлей, впервые появившийся в постройках малоазийских строителей на территории материковой Греции (Дельфы, около 525 г. до н.э.); 10 — дорический ордер, совмещающий триглифный фриз и зубчики; 11 — ионический ордер, совмещающий фриз и зубчики.

С традиционной гипотезой происхождения ордеров отпадает и присущая ей двойственность: сперва механический, по традиции, длительный процесс «переноса» элементов деревянной конструкции, а затем — появление эстетических качеств с приближением ордера к его совершенным «каноническим» пропорциям, которые будто бы свойственны всём постройкам эпохи расцвета. При рассмотрении археологических фактов в новом аспекте генезис и художественные свойства ордеров получают не двойственное, но целостное объяснение.

Так благодаря сопоставлению в композиции ордера привычных конструкций и связанных с ними представлений с новыми зритель получал образное представление о тектонике каменного ордерного сооружения и его элементов и о свойствах материала, из которого оно выполнено. Рожденные таким путем ордера, совместившие в лаконичной форме весь опыт не только предшествовавшего, но и современного им народного строительства с красноречивым раскрытием сути нового монументального зодчества, являются не чем иным, как зримой, осуществленной архитектурными средствами метафорой, особое значение которой в искусстве позднее также отметил Аристотель.

Специфически художественное, образное содержание ордера не исчерпывается исходной тектонической семантикой (смысловой стороной) его форм, но связано с более широким кругом явлений действительности. Ордер нельзя рассматривать в отрыве от архитектурного контекста, в котором он первоначально применялся, от поисков монументальной формы для общественных построек, появившихся вместе с учреждениями породившего их греческого рабовладельческого государства. Ордер непременно присутствует в этих сооружениях подобно постоянным эпитетам или повторяющимся сравнениям и описаниям в греческом эпосе и является основным архитектурно-выразительным средством, с помощью которого к концу архаического периода были найдены ясные, торжественно праздничные или суровые, подлинно эпические архитектурные образы храмов, стой, пропилонов. Монументальное греческое зодчество с появлением ордера обретает те качества покоя и вместе с тем скрытой и неиссякаемой жизненной силы, которые так отличают все греческое искусство от современного.

Глава «Происхождение ордеров» подраздела «Архитектура архаической эпохи (750—480 гг. до н.э.)» раздела «Архитектура Древней Греции» из книги «Всеобщая история архитектуры. Том II. Архитектура античного мира (Греция и Рим)» под редакцией В.Ф. Маркузона. Автор: В.Ф. Маркузон (Москва, Стройиздат, 1973)